Тру-крайм от лица жертв: отрывок из книги «Записки перед казнью»

Новый роман Дани Кукафки заставляет переосмыслить одержимость криминальными историями. Вместо привычного фокуса на маньяке автор отдает голос женщинам: жертвам, свидетелям и тем, кто расследует преступления. Результат — книга, которая стала лауреатом премии Edgar Award и лучшим криминальным романом года по версии The New York Times. Представляем холодящую душу новинку от издательства «Бель Летр» и делимся отрывком.
Редакция АЙДОЛА
Редакция АЙДОЛА
Тру-крайм от лица жертв: отрывок из книги «Записки перед казнью»
АЙДОЛ

О чём книга «Записки перед казнью»

За двенадцать часов до казни серийный убийца Ансель Пэкер отчаянно пытается оправдать свои преступления, создавая собственную «Теорию» зла. Но его история рассказывается не им самим — ее складывают голоса женщин, чьи жизни он разрушил. Мать, доведенная до отчаяния, сестра жены, наблюдающая крах семьи, и детектив, годами идущая по следу преступника, создают портрет убийцы через призму собственной боли и травм. Кукафка мастерски переворачивает жанр: вместо романтизации зла она показывает его истинную природу через страдания тех, кто выжил.

Что нужно знать об авторе

Дани Кукафка пришла в литературу необычным путем — через работу литературным агентом таких звезд, как Мег Вулицер и Пола Хокинс. Этот опыт научил ее понимать, что делает историю по-настоящему цепляющей. Ее дебютный роман стал национальным бестселлером и был переведен на дюжину языков, а новая книга получила престижную премию Edgar Award. Молодая писательница не просто создает захватывающие триллеры — она ставит неудобные вопросы о том, почему общество так одержимо историями о маньяках.

Почему стоит прочитать

Роман появился в идеальный момент, когда подкасты о реальных преступлениях собирают миллионы слушателей, а сериалы про серийных убийц бьют рекорды просмотров. Кукафка бросает вызов этой тенденции, заставляя задуматься: чьи истории мы действительно должны слышать — преступников или их жертв. Книга не дает простых ответов на вопросы о природе зла, прощении и возможности искупления, но заставляет пересмотреть отношение к криминальному жанру. По роману уже готовится экранизация, что говорит о его потенциале стать культурным явлением.

Обложка книги «Записки перед казнью»
Обложка книги «Записки перед казнью»
Издательство «Бель Летр»

Отрывок из книги «Записки перед казнью» от издательства «Бель Летр»

Девочки исчезли девять лет назад. В 1990 году.

Воспоминания Саффи о том лете были затянуты почти непроницаемой дымкой. Ревущие костры на пустых полях, жесткие спальные мешки, в которые набивался песок. Пивные банки, немытые волосы. Когда пропали те девочки, ей было восемнадцать лет, и она помнила, что ее друзья-недоучки рассуждали так, словно девочки пропали не в соседнем городке, а в другом мире и с ними самими не могло случиться ничего подобного.

Но Саффи знала толк в катастрофах. Они были произвольны. Они появлялись из ниоткуда и с ухмылкой указывали костлявым пальцем. Как бы говоря: «Я выбираю тебя».

После приюта мисс Джеммы Саффи перевели в тихий дом через три городка на север. К тому времени ей было двенадцать, она жила с еще одним воспитанником, малышом с сопливым носом и загребущими ручонками, и в их общей спальне всегда воняло подгузниками. Почти каждый вечер Саффи присматривала за ребенком, пока ее приемные родители ездили в казино через канадскую границу. В средней школе она подолгу торчала на баскетбольных площадках, дрожа от холода в толстовке со слишком короткими рукавами, лишь бы не возвращаться в этот дом. В тот месяц, когда Саффи исполнилось шестнадцать, ее перевели в последнюю приемную семью, к пожилой паре, они никогда не контролировали ее полуподвал. У Саффи был отдельный вход, дверь с ключом, который висел на пластиковом шнурке, микроволновка и походная плитка. Она потеряла себя.

Те подростковые годы прошли словно во сне. Она помнила, как школьный психолог плакала от досады, как социальные работники угрожали ей своим бесполезным разочарованием, как скрипели заплесневелые балки на потолке полуподвала. Возраст с шестнадцати до восемнадцати был будто в тумане: длинная череда ошибок, которая могла длиться вечность. До того лета, когда все изменилось.

Девочки пропали.

Первой исчезла Иззи Санчес. Саффи было восемнадцать, она только что вышла из системы и жила со своим парнем Трэвисом — торговцем со стабильным каналом сбыта запрещенки и недоста ющими зубами. Она услышала об Иззи в полутемной гостиной с плотно занавешенными окнами, из стереосистемы орали Salt-N-Pepa. Один из друзей Трэвиса был свидетелем. Он рассказывал эту историю с ленивым, остекленевшим взглядом, и вокруг его щек, покрытых следами прыщей, клубился сигаретный дым. Иззи было шестнадцать лет, она ждала попутку, которая подвезла бы ее с вечеринки вроде этой, и в последний раз ее видели стоящей в конце длинной подъездной дорожки. А потом она пропала. Сгинула без следа.

Вторая девочка пропала несколько недель спустя. Саффи смотрела новости, сидя на диване в трейлере Трэвиса, в окружении оберток от буррито и переполненных пепельниц. Анжела Майер. Ей тоже было шестнадцать, и она работала в вечернюю смену в закусочной в нескольких километрах оттуда. Саффи прижала колени к груди, потная, она сидела на потертом диване, и влажный ветерок свистел из оконного вентилятора. Трэвис уже отключился на раскладушке.

У Саффи не было аттестата о среднем образовании. У нее, по сути, не было друзей — девочки из команды по хоккею на траве давно ее бросили, и единственной, кто продолжал с ней общаться, была Кристен. После приюта мисс Джеммы Кристен перевели на юг. Она училась в гораздо лучшей старшей школе, вышла из-под опеки на год раньше срока, а теперь снимала собственную обшарпанную квартирку рядом с торговым центром в получасе езды. Кристен собиралась поступать в муниципальный колледж, и те же социальные работники гордились ее историей успеха. Кристен старалась звонить каждые несколько недель, «просто чтобы поздороваться». Большинство вечеров Саффи сидела в одиночестве; бросая себе в спортивный бюстгальтер кубики льда, она старалась не думать о черной дыре своего будущего, — и когда услышала об Анжеле, эта дыра, казалось, расширилась, превратившись в сверхновую звезду.

Затем пропала третья девочка.

Третья девочка была на панк-концерте своего парня в дешевом кабаке неподалеку от Порт-Дугласа. Она вышла на улицу покурить. Исчезла. Паника нарастала — третья жертва, официальная эпидемия, — хотя эта девочка представляла наименьший интерес для общественности. В новостях не показывали ни плачущую мать, ни трагически нормальный дом. Как и Саффи, третья девочка бросила школу, и у нее не было семьи, у которой можно было бы взять интервью. Но она стала третьей, поэтому ее имя гремело по телевидению.

Лила Марони.

Услышав о Лиле, Саффи вспомнила их старую спальню. Лила лежит на нижней койке, кожа на ногах с порезами и царапинами после попытки побриться бритвой Бейли. В прошедшие годы они с Кристен изредка встречали Лилу и обменивались новостями о ней по телефону. «У Лилы теперь голубые волосы. У Лилы в носу кольцо, как у быка. Лила бросила учебу, я слышала, она работает в "Гудвилле" *». К тому времени, как Лила пропала, они с Саффи вращались в пересекающихся кругах, иногда появлялись на одних и тех же вечеринках и редко разговаривали о чем-либо существенном. Поэтому, когда Саффи увидела новости, ей представилась та маленькая девочка в мешковатой футболке, ее лицо было освещено призрачным светом фонарика, а дыхание с присвистом вырывалось сквозь капу, которая, казалось, никогда не подходила ей по размеру.

«Э-э-э! — тупо промычал Трэвис с дивана. Кончик его самокрутки светился оранжевым. — Какого хрена, Сафф?»

Саффи поняла, что плачет — громкими, судорожными всхлипами. Трейлер кружился и пульсировал. Она натянула джинсы, вышла и захлопнула за собой сетчатую дверь. У «Камри» Трэвиса был помятый бампер и оставалась четверть бака бензина, но Саффи доехала до Платсбурга, наблюдая, как стрелка постепенно спускается к нулю.

В полицейском участке царил хаос, телекамеры, охваченные паникой родители, полицейские, торопливо записывающие показания в блокноты. Парковку заливал ослепительный свет — все казалось отвратительно ярким. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.

Это была чистая удача. Шанс или, может быть, судьба. Нерешительно, смущенно войдя в участок, Саффи увидела Эмилию Моретти.

Она была из тех женщин, о существовании которых Саффи раньше не подозревала. Моретти наблюдала за происходящим острым ястребиным взглядом, блестящим, твердым и непреклонным. Тогда ей было чуть за тридцать, и ее обручальное кольцо поблескивало в ярком свете потолочных ламп, отбрасывая блики. Она выглядела как женщина, которая выпивает за ужином всего один бокал изысканного белого вина и пользуется дорогими кремами для кожи, от них морщинки на ее лице становятся похожими на ручейки, пробива ющиеся сквозь мягкую почву. Подойдя к ней, Саффи почувствовала себя сморщенной и неухоженной. Измученной.

«Извините, — прохрипела Саффи. — Я хочу помочь».

Моретти видела мешки под глазами Саффи, шелушащуюся кожу у нее под носом, короткий топ, который она обрезала тупыми детскими ножницами. И все же выслушала рассказы Саффи о Лиле. Когда Саффи закончила говорить, Моретти протянула ей визитку: «Позвони мне, если что-нибудь услышишь». Саффи ничего не услышала, но на следующее утро все равно позвонила Моретти и вызвалась участвовать в поисковой операции.

Вот так Саффи и нашла ее — работу в полиции. Ей нравились отрывистые, четкие распоряжения, отсутствие сентиментальности, суровая нежность во взгляде Моретти, когда они прочесывали травянистые предгорья.

Ее жизнь могла повернуться по-разному. Она вполне могла взяться за ум каким-нибудь другим способом. Саффи не любила задаваться вопросом, какие силы привели ее к Моретти, к получению школьного аттестата, в муниципальный колледж, а затем на отборочный уикенд кандидатов в полицию штата Нью-Йорк. Задаваясь вопросом об этих силах, Саффи только больше осознавала, насколько они на самом деле ненадежны.

* «Гудвилл» (англ. Goodwill) — американская сеть магазинов секонд-хенд, товары в нее поступают из пожертвований. — Прим. пер.

Больше интересных материалов — в наших соцсетях: